Атланты держат небо

Слово «атланты» появилось в  заголовке из  слов куратора галереи частных коллекций «Уникум» Вадима Зубкова: он  назвал супругов Евгения Кропивницкого и  Ольгу Потапову атлантами, на  плечах которых держатся несколько поколений советских художников-нонконформистов. «Проклятые, но  не  забытые»  — выставка, посвящённая не  только творчеству, но  и  истории семьи Кропивницких  — Рабиных и  их  многочисленных друзей. Это  редкий пример выставки, в  которой текстов не  меньше, чем  картин, но  это  ничуть не  раздражает, а, напротив, безумно увлекает, потому что  проникновение в  историю этой семьи напоминает чтение толстого психологического романа, в  котором сплелись судьбы людей  — и  судьба России в  ХХ  веке. А  может, это  и  не  роман, а  очень хороший сериал или  художественный фильм, который непременно будет когда-нибудь снят  — эта  история так  и  просится на  экран.

Кропивницкий и  Потапова, их  дети Лев  и  Валентина, а  также юный художник Оскар Рабин  — сирота, которого приютили Кропивницкие и  который позже женился на  Валентине, жили в  маленькой квартирке в  доме барачного типа в  шести километрах от  станции Лианозово. По  расположению этого вошедшего в  историю барака кружок и  был  назван «Лианозовским». Есть даже выражение «Лианозовская школа», потому что  влияние Кропивницких-старших на  поколение их  детей, на  их  многочисленных друзей было именно школой, в  которой существует единство творческих и  этических принципов.

Когда читаешь, как  много друзей не  просто гостили, а  подолгу жили у  Кропивницких, представляешь себе большую творческую дачу с  огромной верандой, где  все  собирались за  столом с  напитками. Отнюдь! Это  была крошечная квартирка  — две  комнатки и  кухня, удобства  — общие, дальше по  коридору. И  всем хватало места  — не  только для  жизни, но  и  для  творчества. В  этой кухне рождались шедевры живописные и  поэтические, ведь среди «лианозовцев» было немало поэтов  — и  Генрих Сапгир, и  Игорь Холин, и  Всеволод Некрасов, и  даже юный Эдичка Лимонов.

Образ бессмертного барака, ставшего для  Кропивницких домом и  студией, хорошо известен по  работам Оскара Рабина, где  он  кочует из  одной картины в  другую, однако на  выставке в  «Уникуме» есть работа Евгения Кропивницкого 1958 года, где  этот барак запечатлён, так  сказать, изначально  — и  уже  позже он  возродился в  работах художника следующего поколения.

История этой семьи драматична. Здесь были и  гонения, и  лишения, и  безвременные кончины. Самый знаменитый и  самый драматичный момент  — это  «Бульдозерная выставка» 15  сентября 1974 года (выставка в  «Уникуме» посвящена печальному юбилею  — 45-летию этого события), где  Оскар Рабин не  только выставил свои лучшие работы, но  и  был  одним из  организаторов. Очевидцы вспоминают, что, когда на  место проведения выставки прибыли «благоустроители» с  тяжёлой техникой, Рабин повис на  ковше экскаватора и  непременно погиб бы  вместе с  картинами, если бы  его  не  отбил американский корреспондент, который сам  получил травмы.

Картины спасти не  удалось. Вскоре Рабина быстренько выслали из  СССР, и  он  вернулся на  родину лишь в  2006 году.

У  поразительно талантливого художника и  поэта Льва Кропивницкого другая драма, типичная для  его  времени,  — осуждение на  10  лет  лагерей. Лев  выжил лишь потому, что  оказался в  лагере не  в  1930-х, а  в  1948 году и  дотянул до  смерти Сталина.

Картина Льва Кропивницкого  — замечательное полотно «Святые Флор и  Лавр»  — стала первым экспонатом в  коллекции, выставленной в  «Уникуме». Заинтересовавшись творчеством Кропивницкого-младшего, коллекционер Игорь Фомин начал разыскивать и  собирать работы его  родственников и  единомышленников. Благодаря его  настойчивости в  «Уникуме» можно увидеть очень редкие вещи  — например, ранние реалистические работы Оскара Рабина, портрет того же  Льва Кропивницкого и  его  сестры Валентины. Становится понятно, почему у  Оскара по  молодости было прозвище «наш Репин» и  почему Сергей Герасимов взял начинающего художника в  свою мастерскую в  Суриковском институте сразу на  второй курс.

Есть и  поздние работы Рабина  — мрачноватые сложные композиции, похожие на  коллажи, в  которых читается вся  его  судьба.

В  экспозиции ещё немало живопи­си всех членов семьи Кропивницких  — Рабиных, воздушные ассамбляжи Владимира Немухина, отсылающие к  наследию конструктивистов, замечательная книжная графика. И  всё это  — в  сопровождении не  только стихов Сапгира, Холина и  тех  же  Кропивницких, но  и  музыки Филипа Гласса, прозрачной, меланхолической, полной внутреннего драматизма и  удивительно созвучной этому искусству и  этой истории, в  которой отразилась вся  Россия ХХ  века.